Святогор старше многих богов. Многие знакомы с этим могучим великаном по былине, где он встречается с Ильей Муромцем и прячет его вместе с конем в карман.
Много загадочного в образе Святогора. Отчего, например, он обитает в горном месте, вязнет в земле, будто в топком болоте, и не может поднять суму, где спрятана вся «тяга земная»? Почему не охраняет границы Святой Руси, как Илья и другие богатыри, не пашет землю, подобно Микуле Селяниновичу? По какой причине живет один, а не вместе с иными великанами - Горыней, Дубыней и Усыней? Что означает упоминание в одном из вариантов былины о его «темном» батюшке? Да и как получилось, что он, могучий и непобедимый, разом теряет свою силу в случайно найденном им каменном гробу?
Святогор, в славянской мифологии сын Рода, брат Сварога, а Сварожичи доводились ему племянниками.
Его отец назван «темным», то есть слепым, ошибочно: Род изначален, вездесущ, всевидящ. Рожден же Святогор был для того, чтобы стоять на страже мира Яви и не пускать сюда темных чудищ из Нави. Вход туда находился у подножия столпа, на котором держалось небо. Сам же столп (или Мировое древо) находился в святых горах, откуда и происходит имя великана. Нелегкое это дело - стоять на границе Света и Тьмы. Другие великаны, Горынычи - Горыня, Дубыня и Усыня, - были рождены темным, слепым владыкой Вием из зависти и в противовес Святогору. Вий, отчасти знакомый нам по повести Гоголя, поставил трех своих сыновей стеречь выход из Нави, чтобы оттуда не могли сбежать души умерших. Так что, стоя по другую сторону границы, они были недругами Святогора.
Огромный вес Святогора мешал ему покинуть свой пост и переселиться в иные места. Все же однажды он, по предсказанию Макоши, вынужден был оставить Святые горы. Богиня предрекла великану, что он женится на змеедеве. Огорчился великан, но решил отыскать суженую - может, не так уж она и страшна? Отправился в дальние моря, от одного острова к другому перебирался. И наконец увидел змею. Решил Святогор, что лучше уж холостяком помереть, чем на таком страшилище жениться. Отвернулся и ударил по ней мечом. Потом кинул золотой алтын во искупление содеянного и, заливаясь горючими слезами, побрел прочь.
Меж тем удар Святогора оказал волшебное действие на змею: она освободилась от наложенного на нее заклятья и стала, как прежде, прекрасной девушкой Пленкой. Подняла красавица золотой алтын. Он оказался неразменным, и она отдала его горожанам. Те пустили монету в оборот и вскоре несказанно разбогатели. Не забыли они и свою благодетельницу - щедро одарили Пленку, а она на полученные деньги снарядила караван и отправилась на поиски спасителя. Долго ли, коротко ли странствовала, но нашла Святогора и поведала ему свою историю. Великан не сразу поверил, что эта краса девица и есть та самая змея, которую он зарубил. Потом махнул рукой: мало ли какие чудеса на свете случаются! Женился на Пленке, как и предсказала Мокошь, а вскоре у них дочери родились - Пленкини.
Эта история стала известна и в Греции: то ли ее туда принес арийский народ дорийцев, то ли балканские славяне. Только Святогора греки стали звать на свой лад Атлантом (или Атласом). Его жену Пленку считали океанидой Плейоной. Дочерей же их нарекли Плеядами. Девушки эти стали звездами, а Персей, показав их отцу голову Медузы Горгоны, превратил Атланта в скалу. Эти горы в Африке и доныне называются Атласскими.
Много еще повестей о Святогоре сложено, всех и не перескажешь. Напомним лишь одну из них. Надоело великану оборонять богов, которых он и не видел толком, и решил он построить каменную лестницу в небо да сам на них посмотреть. Силой его Род не обделил и с работой Святогор справился: до самого престола Всевышнего в небесах добрался.
Бог не стал его бранить за самовольство, похвалил за труд и сказал, что исполнит любое желание великана. Святогор попросил силы немеренной да мудрости побольше, чем у любого из богов. Эх, знал бы, что любое желание имеет еще и оборотную сторону, так, наверное, остерегся бы просить ума и силы. «Будешь ты сильнее Сварожичей, но тебя самого осилит камень, - ответил ему Вышний. - Станешь мудрее богов, а человек-то тебя и обманет!» Лишь ухмыльнулся великан в ответ, не поверил сказанному. Уж ему ли, построившему из скал лестницу в небеса, камушка какого-то опасаться! Ну, а мелкий род людской, что жучки под ногами, что они могут ему сделать?
А вышло все по слову Всевышнего. И каменный гроб, в который шутя прилег Святогор, стал его последним пристанищем, да и богатырь Илья Муромец перехитрил великана. А, может, оно и к лучшему: прошло время великанов, наступала эра людей. Да и устал Святогор от вечной жизни, пора было уж ему и отдохнуть. Успел он только с последним дыханием передать часть силы своей богатырю.
Об Илье же известно, что совершил он множество подвигов во славу Святой Руси, а на старости лет пришел в Киево-Печерский монастырь да и стал там монахом. Дни и ночи проводил он в келье, замаливая грехи свои, вольные и невольные. Потому и не заметил, как подкрался к нему убийца и нанес предательский удар ножом в спину. Впрочем, в былинах о том нет ни слова. Об этом узнали ученые-антропологи, исследовавшие останки Ильи Муромца. Они же определили, что у богатыря с детства левая нога была короче правой - потому он и пролежал «тридцать лет и три года» на печи, пока странствующие волхвы не вдохнули в него силу могучую.

Совокупность воинских доблестей составляет одну из главнейших черт русского богатыря, но недостаточно одних физических доблестей, надо ещё, чтобы вся деятельность богатыря имела религиозно-патриотический характер. Вообще народ идеализирует своих богатырей, и если он гиперболически представляет их физические качества: силу, ловкость, тяжёлую походку, оглушительный голос, продолжительный сон и способность пить огромными приёмами, то всё-таки в них нет той зверской обжорливости других являющихся в былинах чудовищных великанов, не принадлежащих к разряду богатырей.

Элемент чудесного играет большую роль в судьбах богатырей: они часто встречаются с благотворными и враждебными сверхъестественными силами, но в общем всё-таки в былинах замечается стремление сглаживать чудесный элемент, который не играет в них такой роли, как, например, в сказках, и имеет своим назначением, по мнению Майкова , придать богатырям более идеальный характер.

Происхождение слова «богатырь»

Уже давно было высказано мнение, что оно заимствовано из тюркских языков, где является в различных формах: багхатур , багадур , батур , батыр , батор . Но явились противники (Орест Миллер и др.) этого мнения: они исходили из того положения, что и багадур слово не татарское, а заимствовано с санскритского baghadhara (обладающий счастьем, удатный), и что вследствие этого русское «богатырь» тоже восходит к праарийскому началу. Другие прямо выводили «богатырь» из «Бог» через посредство «богатый» (Щепкин, Буслаев).

Ни одно из этих мнений, однако, не должно быть принято: татарское слово может быть действительно заимствовано с санскрита, и тем не менее русское слово не коренное, но тоже заимствовано; санскритскому слову соответствовало бы коренное русское «богодар», а никоим образом не «богатырь». От слова «богат-» не может происходить «богатырь», так как нет суффикса -ырь. Против исконности слов «богатырь» говорит и то обстоятельство, что его нет в других славянских языках, за исключением польского (bohater), который заимствовал его из русского, что доказывается присутствием звука h и твёрдого r на конце слова. Другие объяснения имеют исторический характер. Халанский думает («Великорусские былины»), что первоначальная форма слова была «багатырь» и что оно первоначально употреблялось в значении «татарский воевода» и титула, ставившегося при собственных именах в значении теперешнего «господин»; на это указывал уже и Буслаев.

Предположение о заимствовании слова Б. из татарского яз. принято теперь всеми русскими учёными, хотя, с другой стороны, старые ложные объяснения этимологии слова встречаются довольно часто, особенно в учебниках истории русской литературы. Из вышесказанного вовсе не следует, чтобы в дотатарский период не существовало на Руси понятия, соответствующего теперешнему понятию богатырь. Ему только соответствовали другие слова в языке, напр.: хоробр (сменённое впоследствии под книжным влиянием церк.-слав. словом храбр), хоробор, хоробер, резвец, удалец. Потом своё слово заменилось чужестранным под влиянием психологических факторов: в глазах народа русские богатыри, нося одно название с татарскими, не уступали этим последним, противополагались им. Само слово «богатырь» является в первый раз в книге Серницкого, изданной без обозначения места в г. «Descriptio veteris et novae Poloniae cum divisione ejusdem veteri et nova», где говорится: «Rossi… de heroibus suis, quos Bohatiros id est semideos vocant, aliis persuadere conantur».

Скажем теперь несколько слов о главных взглядах на Б. и о методах изучения русского эпоса .

Былины

Классификация

Старшие богатыри

К старшим богатырям Миллер причисляет только Святогора , Вольгу Святославича и Микулу Селяниновича; Бессонов прибавляет ещё Самсона , Сухана и далее Полкана, Колывана Ивановича, Ивана Колывановича, Самсона Ивановича, Самсона Самойловича и Молофера или Малафея; некоторые присоединяют также Дона Ивановича и Дуная Ивановича. Как известно, Миллер смотрит на всех богатырей как на олицетворение различных явлений природы: в старших богатырях он видит явления грозные, враждебные людям, происходящие во время зимы; так, напр., в образе Святогора олицетворяются исполинские, залёгшие всё небо тучи; младшие богатыри тоже явления природы, но благотворные для человека, происходящие летом; калики перехожие - это бродячие тучи, проливающие дождь; первоначально и те и другие представлялись божествами, но одни - старшим их поколением, титанами, разрушителями, а другие - оберегателями людей.

В былинах первые являются существами сверхъестественными, оборотнями, снабжёнными неимоверной силой, другие же имеют вполне человеческий образ, они обладают большой, но уже не титанической, не стихийной силой и почти все живут во времена Владимира. Марте в старших богатырях видит тоже древние славянские божества («Die russische Heldensage»).

Младшие богатыри

Младшие богатыри в свою очередь делятся на туземных и заезжих; к последним принадлежит: Соловей Будимирович (с чем не согласен Халанский и отчасти Веселовский), Чурило Пленкович, Дюк Степанович и др.

С указанным делением, как мы уже говорили, совершенно не согласен Халанский, который делит богатырей на типы, относящиеся к эпохе дотатарской, татарской и послетатарской, или московской: к первой группе он причисляет Добрыню Никитича, Ивана Даниловича и Алёшу Поповича; ко второй: богатырей на заставе, Идолище, Илью Муромца, Василья Игнатьевича и богатырей, которые «перевелись»; к третьей: Микулу Селяниновича, Хотена Блудовича, Чурилу Пленковича, Дюка Степановича, Данила Ловченина, сорок калик со каликою, Соловья Будимировича. Кроме того, этот же автор делит богатырей по областям, в которых они, по его мнению, были созданы народом; так, к Киевской области он причисляет только самого Владимира, Добрыню, а также Вольгу Святославича, Ставра Годиновича, Ивана Даниловича, Чурилу Пленковича и отчасти Ивана Годиновича.

Обзор важнейших былинных богатырей Киевской Руси

Таковы общие взгляды на богатырей; сделаем теперь обзор взглядов разных исследователей о главных представителях киевского былинного богатырства в очередном порядке: здесь будут сопоставлены взгляды всех направлений, о которых мы уже в общих чертах говорили.

Святогор

Святогор ужасный великан, которого даже земля не держит, лежит на горе в бездействии, когда к нему приходит Илья. Другие былины рассказывают о его женитьбе, о встрече с тягой земной и смерти в волшебной могиле. В некоторых былинах Святогор сменяется Самсоном, который назван по отчеству Колывановичем, Самойловичем или Васильевичем. На Святогора перенесены многие черты личности и жизни библейского богатыря Самсона, но вообще былины о Святогоре мало ещё разработаны. Все, не исключая даже Миллера, признают, что в создании его образа сильно сказалось библейское влияние, но не умеют объяснить происхождения других, небиблейских черт характера.

Миллер считает его имя чисто киевским, происшедшим из «святой» и «гора», обозначающих богатыря величиною с гору; по его мнению, первоначально Святогор служил олицетворением громадных, залёгших всё небо, неподвижных туч. В этом лице, по мнению Миллера, умеющем «смешать земных с небесными», является что-то стихийное, титаническое, враждебное земле. С течением времени под влиянием Библии первоначальный миф о Святогоре начал изменяться, и вслед за тем последовало полное отождествление его с лицом Самсона, который является позднейшей подставкой за Святогора и отчасти приставкой к нему по некоторым подробностям.

По указанию Веселовского («Вестник Евр.», 1875, апрель), есть некоторые несомненные черты сходства между Святогором и Аникою-воином , героем одного стиха книжного происхождения, стоящего в зависимости от византийской поэмы о Дигенисе. На основании этого же стиха Петров («Труды Киев. дух. ак.» 1871, X) сближает Святогора с Егорьем Храбрым. Волльнер в имени Святогора видит тоже два слова: свят Егор, таким образом имя Святогора выросло бы на христианской почве; против этого восстаёт Миллер, говоря, что между Святогором и Егорьем Храбрым нет никакой внутренней связи. Как бы то ни было, есть места, где встречается такое сопоставление: Егор Святогор. Волльнер, объясняя происхождение некоторых подробностей в былине, сближает их со стихом о Егорье в немногих, впрочем, эпизодах; другими источниками былины о Святогоре была ещё, по Волльнеру, «Повесть о бодрости человеческой», «Тысяча и одна ночь», одна из магометанских легенд о Моисее и др., а Халанский прибавляет к этому ещё и кавказские нартовские сказания о бое нартов с великанами.

Жданов объясняет выражение Егор Святогор таким образом, что первое название служит настоящим именем, а второе эпитетом. Таким же эпитетом он считает и былинное название богатыря «Святогор», которое встречается тоже в форме «богатырь святогорский»; настоящим же его именем было Самсон (ср. «К литературной истории русской былевой поэзии», стр. 164). Таким образом, в лице Святогора мы бы имели сплочённых нескольких лиц: Самсона, Егорья, Аники, Моисея, нартовского богатыря и др., а по Миллеру, ещё и божества праславянского, управлявшего исполинскими тучами.

Микула Селянинович

Микула Селянинович встречается в 2-х былинах: о Святогоре и о Вольге Святославиче. На него смотрят тоже различно: Миллер в своём «Опыте» говорит, что он своей умелостью выступает из ряда старших богатырей; он представитель земледельческого быта, обладающий не количественной, как Святогор, а качественной силой, которую можно назвать выносливостью. Он предвещает появление младших богатырей, хотя ещё остаётся земледельческим божеством. В другом месте («Илья Муромец») Миллер называет Микулу пахарем, первоначально олицетворением небесного грома, тогда как волшебная его кобылка, которую нагнать нельзя, представляет собою громовую тучу.

Народ представляет себе полёт туч паханием на небе - молния рассекает небо так, как плуг землю. Теперешнее имя занято у св. Николая, но под ним скрывается древнее божество грома и молнии. Он сильно напоминает собою германского бога Тора, который тоже является покровителем земледельцев. Порфирьев, следуя за Буслаевым, говорит, что в лице Микулы Селяниновича представляется образ могучего Б. крестьянина-пахаря, соответствующего чешскому пахарю Промыслу. Страшная его сила, сопоставление с Святогором и другие черты, в которых он изображается, показывают, что тип его, как и тип Святогора, сложился под влиянием образа какого-нибудь титанического существа, бывшего, вероятно, олицетворением земли или бога-покровителя земледелия.

На это указывает особенно сумочка с тягой земли, с которой изображается Микула и которая, очевидно, есть не что иное, как образ земли. Но сам он уже представляет не землю как стихию, а идею оседлой земледельческой жизни, в которой он и поставляет свою силу и значение. По Волльнеру, Микула просто св. Николай, хотя возможно, по его мнению, и объяснение его как олицетворение земледелия. С Николаем, но не святым, а с соперником Александра Македонского на Олимпийских играх, сравнивает Микулу Всеволод Миллер; сошку Микулину он производит от узла, завязанного Гордиасом, по происхождению пахарем. О Микуле говорит тоже Веселовский в своём сочинении «Южно-русские былины»; по его мнению, Микула Селянинович служит, быть может, отражением царя-пахаря западных легенд: «грандиозный образ царя-пахаря, - говорит Веселовский, - не мог не прийтись по нраву крестьянской среде, хранительнице песни, и, заслонив всё остальное, невольно вызывал вопросы и находил себе в нашей науке - мифологическое объяснение, может быть, безо всякого на то права». Веселовский сближает былину о Вольге и Микуле с известным западноевропейским сказанием «Хождение Карла Великого в Иерусалим и Константинополь»; принимая такое объяснение, Микула Селянинович был бы отражением византийского императора Гугона.

Вольга Святославович, или Волх Всеславич

Основные былины о Вольге рассказывают о его чудесном рождении от змея, походе в Индию и противоборстве с Микулой Селяниновичем. Вольга Святославович, оборотень и охотник, относится Проппом к числу самых древнейших богатырей. В его образе он находит пережитки тотемизма , в то время как более ранняя школа фольклористики стремилась отождествить его с реальными историческими личностями, в частности, Вещим Олегом .

Сухан, или Сухмантий, или Сухман Дамантиевич

О Сухане, или Сухмантие и Сухмане Дамантиевиче, существует одна былина, в которой рассказывается, как Сухан, обиженный Владимиром, лишает себя жизни. Бессонов видит в нём мифическое существо, Волльнер же усматривает в былине сантиментальное влияние новейшей письменной литературы.

Колыван

От Ивана Колывановича и Колывана Ивановича, которые первоначально составляли одно лицо, в былинах остались только имена, по которым, конечно, трудно судить сколько-нибудь определённо.

Дунай Иванович

Дунай Иванович принадлежит к числу богатырей сватов; по Ягичу (Archiv I), он представляет персонификацию реки Дуная, как это доказывает постоянно сопровождающий его в былине эпитет «тихий». Миллер видит в нём также олицетворение реки, но не теперешнего Дуная, а реки вообще; он полагает, что слово Дунай было первоначально нарицательным. Река эта не была земной, а небесной, она была вообще вместилищем воды, туч, поэтому богатырь, собственно говоря, мифическое существо, персонификация тучи.

Уже одно сватовство Дуная, по Миллеру, указывает на мифический характер богатыря. Бытовая сторона былины отличается от всех других былин древностью общего колорита: нравы здесь ещё не смягчены оседлостью и земледелием. С другой стороны, в Ипатьевской летописи под 1281 и 1287 гг. попадается упоминание о воеводе князя Владимира Васильковича Дунае. Аксаков в Дунае видит исключительно дружинника: «не похож Дунай на других богатырей; очевидно пришлец из других стран, буйный духом, он отличается какою-то особенною горделивою осанкою». Женитьба Дуная на Настасье напоминает сватовство Сигурда к Брунгильде.

По Стасову, в былине о Дунае сохранился космический стихийный миф, и в этом он согласен с Миллером. Расходится же он с ним тем, что не видит в Дунае унаследованного русскими от арийских предков воспоминания о мифическом существе, а просто тип, заимствованный из мифологических азиатских сказаний. Так, он сближает Дуная с Сомой, богом луны, героем одного рассказа в Харивансе, с Бгригу из Махабхараты, с Брахманом Сактидева из сборника Сомадевы ; таким образом, отечеством Дуная, по мнению Стасова, должна быть признана Индия.

Илья Муромец

Ряд младших богатырей начинает собою главный их представитель, оберегатель русской земли, «старый казак» Илья Муромец. Ему посвящена, сравнительно с другими богатырями, громадная литература, но, несмотря на то, вопрос о нём тоже остаётся далеко не выясненным. Мы ограничимся здесь указанием на более оригинальные взгляды учёных исследователей, касающиеся этого богатыря, взгляды крайне разнообразные и противоречащие друг другу, так как одни усматривают в Илье мифическое существо, другие видят в нём представителя русского крестьянского сословия, третьи считают его типом заимствованным и, наконец, 4-е смотрят на него как на смешение разнородных элементов: мифических, исторических, бытовых и иностранных. Самое его название Муромец вызывает несогласие относительно того, первоначально ли оно или нет.

Древнейшее упоминание о нём находится в «Вестовой отписке» оршанского старосты Филона Кмиты Чернобыльского к Остафию Воловичу, кастеляну Троцкому, писанной в Орше 1574 г., августа 5 дня: «Ilii Murawlenina i Solowia Budimirowicza» читаем в этой записке; затем у Эриха Лясоты тоже написано «Morowlin». Вот какова первоначальная форма этого слова, которое потом только перешло в «Муромец» под влиянием приурочения богатыря к городу Мурому. С этими именами О. Миллер сближает Илью Муромца в рассказе, заимствованном из записной книги расстриженного единоверческого монаха Григория Панкеева. Во всяком случае соображения эти не имеют вполне достаточных подтверждений, поэтому большинство исследователей воздерживается от решительного приговора; так, напр., Халанский говорит, что трудно решить, как выговаривалось это слово первоначально, хотя прибавляет, что во всяком случае стоять за древность формы Муромец нельзя. Определённо высказывается в этом отношении В. Каллаш, который принимает как правильную форму: Муромец, Моровлянин («Этнографическое обозрение», 1890 г.).

Былин об Илье много, они составляют целый цикл, объединённый его личностью; в былинах этих он выставляется более или менее в одинаковом свете, хотя и здесь замечается небольшая разница в оттенении некоторых черт его характера; так, напр., не одинаковым является Илья, устрашающий разбойников, не причиняя им никакого вреда, и Илья, убивающий своего собственного сына.

Так как Илью Пророка народная фантазия соединила с Перуном, то весьма естественно было и на Илью Муромца, носившего имя Ильи пророка, перенести черты Перуна, бога-громовника». Если признать мифическое значение Ильи, какое ему придаёт Миллер, то уже гораздо рациональнее допустить нечто совсем противоположное, а именно, что Илья Муромец как бог-громовник первоначально носил совсем другое имя и только потом, вследствие сближения его с Ильёй пророком, перенял у последнего теперешнее имя. О мифологическом значении Ильи Муромца вполне определённо высказывается Орест Миллер: он говорит, что хотя Илья становится во главе младших богатырей, понимаемых уже в земском историческом смысле, тем не менее, в основе всякого его похождения почти всегда может быть усмотрен основной, хотя и затемнявшийся, миф.

Он первоначально был божеством грома, затем стал земледельческим божеством и наконец богатырём-земледельцем. На основной миф ложились толстыми пластами исторически-бытовые наслоения, и под их влиянием характер Ильи изменился; там, напр., где Илья переходит от оборонительного положения в наступательное, он является отражением судьбы русской земли. По Миллеру, Илья из других богатырей более близок к Потыку и Добрыне. Другие исследователи былин не высказываются столь обще и разбивают былины о Муромце на отдельные сюжеты и каждый момент стараются объяснить отдельно. Главнейшие моменты былин об Илье след.: Илья сидит сиднем тридцать лет; получает силу от калик перехожих (по некоторым былинам, от Святогора), исполняет первую крестьянскую работу, едет к Святогору; получив родительское благословение, он отправляется в Киев; по дороге захватывает в плен Соловья Разбойника, освобождает Чернигов от татар и встречает станишников, которым говорит об Алёше Поповиче.

Приехав в Киев, он пирует у Владимира и в него Алёша кидает ножом; затем Илья - на богатырской заставе вместе с другими своими «братьями крестовыми»; борьба с Поленицей, Сокольником, Жидовином; нехорошие отношения к Владимиру; нападение татар на Киев, Калин, Идолище; битва с татарами, богатыри проставляются вместе с Ильёй; три «поездочки» Ильи Муромца. Не все моменты одинаково разработаны в литературе: одним посвящено сравнительно много исследований (напр. бою с сыном Сокольником), другими же почти никто до сих пор не занимался обстоятельно.

Первый факт из жизни Ильи - то, что он продолжительное время сиднем сидит, - Миллер объясняет мифологическим образом: доброе, благотворительное божество должно в течение всей зимы оставаться в бездействии, и только медвяное питьё калик перехожих, то есть тёплый дождь, изливающийся из весенних туч, даёт этому божеству чудотворную силу. Былины, в которых сила к Илье переходит от Святогора, Халанский сравнивает с нартовскими кавказскими сказаниями, и если принять его объяснение, то Илья является здесь заимствованным с Кавказа богатырём. Молодость Ильи Стасов сравнивает с молодостью героев индийского сборника сказаний под загл. «Махаванси» и с молодостью Рустема в «Шахнаме».

Встреча Ильи с Соловьём Разбойником разбиралась несколько раз: всю былину, повествующую о поездке Ильи в Киев и этой встрече, Стасов выводит, конечно, с Востока, а именно видит в ней отражение известного в нескольких редакциях рассказа сибирских татар о герое Тана; сообразно этому Соловей Разбойник был бы просто татарским чудовищем, чёрным семиголовым быком Иельбегеном. Об этом же вопросе говорили и другие учёные. Миллер первоначально видел в Соловье просто певца вроде Баяна, которого автор «Слова о полку Игореве» называет Соловьём старого времени; Буслаев в этом названии видит то же самое, что в эпитете «вещий», Афанасьев считает пение соловья символом вешнего грома и, таким образом, смотрит на нашего разбойника как на мифическое существо. Мельников сопоставляет былину с полукнижным сказанием в рукописи XVII в. о сильных мордвинах, носивших имена птиц, в том числе и соловья.

По мнению Ягича (Archiv, I), всё, что относится к свисту разбойника, - произведение позднейшее, вызванное созвучием его имени с названием птицы; первоначально это был чужой богатырь, который не очень подходил к циклу русских богатырей, и оттуда появился в былине элемент враждебных отношений к русской земле. Зато он хорошо подходит к таким богатырям, как Аника, Самсон, Малафей, Егор-Святогор. Дальше, Ягич полагает, что Соловей Разбойник и Соловей Будимирович имеют не только имя общее, но и общее происхождение в какой-нибудь легенде о Соломоне, может быть, в легенде о Соломоне чародее.

Насколько это сближение правдоподобно, мы будем говорить ниже, при Соловье Будимировиче. О. Миллер в своём «Илье Муромце» говорит о Соловье несколько иначе, чем в «Опыте»: он считает Соловья Разбойника олицетворением таких явлений природы, как ветер, вихрь, буря. Свист бури и соловья является здесь звеном, связывающим имя с обозначаемым им явлением. Соловей, как представитель сплошного ненастья, избежал участи других богатырей, претерпевших на себе историческое влияние, и до сих пор остался чистым мифическим типом. Что касается заставы богатырской, то, по мнению Халанского, она находится в связи с тем, что в XIV в. начали устраиваться пограничные крепости, сторожки и устанавливалась пограничная стража. В это время и сложился в былевом эпосе образ богатырей, стоящих на заставе и оберегающих границы святорусской земли. О Поленице тот же учёный полагает, что это название произошло таким путём: для означения гиганта употреблялось слово полоник (сродное по происхождению теперешнему «исполин»); по Срезневскому, оно употреблялось в русских книгах как постоянный пояснительный эпитет слова гигант; другие формы этого слова были: польник, испольник; Халанский думает, что именительный падеж множественного числа мужского рода - польници, поленици - стал чувствоваться народом как тот же падеж не существовавшего до сих пор слова поленица; оно употреблялось сперва как нарицательное название мужского и женского рода, а потом стало собственным именем великанши, которая боролась с Ильёй и потом стала его женой. Воспоминания о такой борьбе Б. с богатыршей особенно ярко отразились в немецкой эпической литературе, хотя, впрочем, нет в них недостатка и в других литературах.

Этот же сюжет о борьбе с богатыршей повторяется и в былинах о других богатырях, напр. о Добрыне, Дунае и друг. Эпизод о борьбе Ильи с сыном можно рассматривать только по сравнительному методу, так как для исторических выводов у нас нет никаких материалов. Но и сравнительный метод может нас привести к различным выводам: или можно видеть в этом эпизоде отражение западноевропейских сказаний в роде песни о Гильдебранте и Гадубранте, или можно искать источник его вместе с Стасовым в Азии, в поэтической истори Рустема Шахнаме, или, наконец, с О. Миллером видеть в этой былине общеарийское достояние мифического содержания, сохранившееся в русской редакции путём традиции, а не заимствования. Всев. Миллер сопоставляет Илью, борющегося с сыном, с героями двух сказок: эстонской (Кивьи-аль) и киргизской (Гали); по его мнению, обе эти сказки, как и русская былина, может быть возникли под влиянием Шахнаме, а в таком случае все эти герои служат отражением Рустема («Этногр. обозр.», 1890, 2). Русские былины кончаются двояко: трагически и не трагически; первое окончание древнее, второе же смягчено под влиянием новых бытовых и религиозных принципов. Основное мифическое значение эпизода, по О. Миллеру, заключается вот в чём: Илья убивает сына - это значит, что молния рассекает тучу.

Видоизменением встречи с сыном Халанский считает встречу Ильи с Жидовином; последний тоже сын Ильи, но только в былине недостаёт его признания. Дело объясняется таким образом, что сын Ильи в разных былинах носит различные названия, поэтому могло случиться, что он в одной из них назван Жидовином. Но вслед за этим начались и другие изменения, уже в содержании самой былины. Жидовин не мог быть сыном христианина, и потому эпизод о признании его сыном был просто выпущен; а так как слово жидовин в значении врага сперва употреблялось в книжных легендах, то Халанский и усматривает в этой личности книжное влияние. С ним не согласен Веселовский, который в своих «Мелких заметках» («Журн. Мин. нар. пр.», 1889, V) указывает для Жидовина историческую основу.

Алёша Попович

Алёша Попович тесно связан с Ильёй Муромцем и с Добрыней Никитычем: он находится в постоянных отношениях с ними. Кроме того, между Алёшей и Добрыней существует поражающее сходство не в характерах, а в приключениях и некоторых других обстоятельствах их жизни; именно, былины о змееборстве Добрыни и Алёши почти совершенно сходны друг с другом. Исходя из этого, О. Миллер сравнивает Алёшу и Добрыню с индийским Индрой, считает их общеарийским достоянием, перешедшим к нам путём традиции, и видит в них первоначальное олицетворение солнца. Таким образом, и борьба его с Тугарином принимает естественно мифологическое освещение. Самого Тугарина Орест Миллер считает мифическим существом, Веселовский склонён признать в нём половецкого хана Тугархана, Халанский же доказывает, что он стоит в ближайшей связи с южнославянскими народными верованиями в чудовищных змеев; он тоже признаёт в Тугарине мифическую основу, затемнённую заимствованными из книжных сказаний чертами; сближение его имени с именем Тугархана он считает шатким и принимает здесь просто случайное созвучие. По Майкову, Алёша Попович представляется воплощением целого ряда порочных свойств: хитрости, эгоизма, корыстолюбия; его характеристику определило, вероятно, его сословное прозвище. В нём действительно мы находим смешение различных черт; он прежде всего отличается смелостью; но, кроме того, он горделив, спесив, бранчив, задорен и груб; в бою вёрток, хитёр: он, наконец, женский пересмешник. Приблизительно то же говорит Веселовский: «смелый, зарывчивый, дерзкий Алёша старых песен очутился в позднейшем развитии нашего эпоса бабьим пересмешником, злостным наветчиком женской чести и неудачливым ловеласом. Как совершилось это вырождение, трудно сказать определительно. Быть может, переходная черта: хвастливость». Последние черты характера Алёши ярко выразились в сношениях его с сестрой Збродовичей. И этот факт объясняет О. Миллер мифологически: по его мнению, это выражение тёмного свойства светлого мифического существа, напр. солнца, которое иногда приносит вред людям слишком палящими своими лучами. Что касается самих Збродовичей, то они, по Бессонову, представляют собою скученных богатырей, зброд, сборных удальцов. О. Миллер в «Истории русск. лит.» Галахова говорит, что образ Алёши Поповича с течением времени всё более и более омрачается в духе тех отношений народа к слабым сторонам духовенства, из которых вытекла и пословица о «загребущих руках и завидующих глазах»; а чем более развивались в Алёше такие черты, тем более теряло значение всё же сохранившееся за ним прозвание смелого. Халанский в Алёше Поповиче видит упоминаемого в Летописях ростовского богатыря Александра Поповича, жившего в конце XII и в начале XIII в.; былины о нём вошли в поздние летописи, но в былинах отразились областные ростовские сказания о нём; таким образом, по Халанскому, Алёша является северно-русским богатырём. С этим не согласен Веселовский («Южно-русск. былины», стр. 277), который говорит: «упоминания богатырей Алёши и Добрыни растянуты на таком значительном хронологическом пространстве, что вероятным представляется вторжение песни в летописный рассказ». Как мы видели, Халанский допускает это вторжение только в позднейшие летописи. Далее Веселовский говорит: «Алёша Попович под влиянием былины, включённый на севере в летопись, приурочился к Ростову и это повлияло несколько на изменение его тона, который в былинах сложился из ряда разновременных наслоений». Наконец, Каллаш («Этнографическое обозрение», 1890, 2, Смесь) сближает Алёшу с Александром Македонским, который в единоборстве с Пором употребил ту же хитрость, что и Алёша в бою с Тугарином.

Добрыня Никитич

Добрыню Никитича уже давно многие сопоставляли с летописным Добрыней, дядей Владимира, и считали его представителем высшего русского общества, типом князя-дружинника. Халанский видит в нём отражение не только дяди Владимира, но и другого летописного лица, именно рязанского богатыря Добрыни или Тимона Золотой-пояс; таким образом в лице Добрыни былинного слились две летописные личности, одна южно-русская, другая северно-русская. Характерные черты, приписываемые Добрыне в былине, воспевающей его молодость, по Волльнеру, перенесены на него от Вольги. Стасов считает Добрыню отражением Кришны, воплощения Вишну, воспеваемого в Харивансе, против чего протестует О. Миллер, указывая на Добрыню и Алёшу как на мифические, унаследованные русскими по традиции, древнеарийские типы, соответствующие не Кришне, а Индре, и изображающие собою солнце; он сопоставляет тоже Добрыню с Одином. Волльнер, указывая на имя матери Добрыни (Амельфа или Мамельфа) сближает его с именем Μεμφις, жены Пентефрия; этот учёный рассматривает Добрыню в трёх эпизодах его жизни: как борца со змеем, как воюющего с Мариной и как долго отсутствующего мужа. В первом случае, вопреки Стасову, он сопоставляет его с Егорьем Храбрым и Фёдором Тироном; змей горынич, которого Стасов считает копией вола-демона Аришты из Харивансы, оказывается здесь занятым из духовных стихов. Во второй былине, по Волльнеру, Добрыня служит отражением персидского богатыря из рассказа «История князя Бедра и княжны Гиангары Самандальской» или какого-нибудь другого героя одного из многочисленных восточных рассказов подобного же содержания. Третья былина говорит о встрече Добрыни с Поленицей, женитьбе и отлучке его: Рамбо («La Russie é pique») и О. Миллер сравнивают её с Брунгильдой, по Волльнеру, она заступает здесь Святогора из былины о Илье Муромце, которого тот спрятал в карман; по Халанскому, образ Поленицы, быть может, заимствован из кавказских сказаний, напр. «Об Алаугане и Эмегене». Миллер видит здесь в Добрыне солнце (ср. миф об Одине), отсутствующее в зимнее время. Халанский сближает его с кавказскими богатырями, так как на Кавказе существует оригинальный обычай ходить на балц, то есть отлучку, без какой-нибудь точно определённой цели и продолжающуюся различно: от 20 лет до 1 недели. Всеволод Миллер («Этногр. обозр.», 1890 г.) сопоставляет Добрыню с турецким богатырём Ашик Керибом одной сказки, записанной Лермонтовым, вероятно, на Кавказе. Майков видит в Добрыне просто представителя высшего класса русского народа: он княжич, богач, получивший высшее образование, стрелец и борец отличный, знает все тонкости этикета, на речах разумен, но он легко увлекается и не очень стоек; в частной жизни он человек тихий и смирный. Другими представителями этого же слоя Майков считает: Ставра Годиновича, Данила Денисьевича, Дюка Степановича, Чурилу Пленковича и Хотена Блудовича.

Михаил Потык или Поток

Михаила Потыка или Потока сближает с Добрыней и Алёшей то обстоятельство, что он, подобно им, сражается со змеем; в этом змее былин Порфирьев, следуя за Буслаевым, видит то мифическое существо, то аллегорию зла, то, наконец, отражение из Библии исконного врага человека, «который принял на себя вид змея, стал враждебно между первым мужем и первой женой, обольстил первую жену и ввёл первых людей в искушение». Михаил Потык, как сват, близок, с одной стороны, Дунаю, а с другой - Хотену Блудовичу и двум Иванам: Годиновичу и Гостиному сыну; но вместе с тем он, по О. Миллеру, представитель земской служилой силы. Он непосед, и поэтому, по Бессонову, имя его первоначально звучало не Потык, а Поток, что значило «бродячий, кочевой»; он поэтому является идеалом кочевника. С этим не согласен О. Миллер, который замечает, что историческое приурочение Потыка весьма незначительно, а потому он является чистым мифическим существом: он гром, а жена его, Лебедь белая - облако; зимою они оба в могиле, и оживляет их живая вода, весенний дождь. Во второй части былины Потык сходен с Иваном Годиновичем. Стасов видит в Потыке две личности: в первой былине (о его женитьбе) он является отражением Брахмана Руру из Магабгараты, а Лебедь белая - Прамадвары; во второй былине (об измене его жены) повторяется, история, рассказанная в 6-й главе поэмы о подвигах среднеазиатского богатыря Богдо Гессер Хана, причём Потык это Гессер Хан, а лебедь - его жена Рогмо Гоа.

Иван Гостиный сын

Иван Гостиный сын уже Бессоновым отождествлялся с Иваном Годиновичем. По О. Миллеру, он хотя и принадлежит к богатырской стихии, однако, остаётся почти не затронутым земским её значением; он, по всей вероятности, местный черниговский богатырь. Веселовский сопоставляет Ивана с героем византийского сказания о Геракле, хотя и не выводит его непосредственно оттуда. Вообще былина о Иване распадается на два сюжета: в первом, говорящем о купле коня, Иван сопоставляется Веселовским с другими сказочными личностями русской народной словесности и отчасти с Ильёй Муромцем. Во втором сюжете Иван сходен с другим Иваном малорусских сказок о Иване и Марье с Бановичем Страхиней сербских песен, с героем русской повести, помещённой в житии Иосифа Волоцкого, с немецким Вальтариусом, польским Вальгержем из Тынца, с купцом из одного рассказа в Панчатантре, о чём говорит Волльнер, а по Стасову и Халанскому, он просто заимствован: по первому - из песни номских шоров о богатыре Алтын Эргеке, причём Иван является зараз и Алтын Эргеком, и его братом Алтын Ташем; а по второму - это просто Банович Страхиня или Марко-королевич южных славян.

Хотен или Горден Блудович

Последний сват, Хотен или Горден Блудович, обнаруживает, по О. Миллеру, мифическое значение, связанное с бытовым элементом: в нём выразилась родовая основа и варяжские черты характера.

Соловей Будимирович

Сильно расходятся мнения относительно Соловья Будимировича: Бессонов полагал, что под этим именем надо понимать Олега Вещего или по крайней мере идеал основателя русского государства. Ягич имя Соловей выводит из книжного «Соломон» путём народной этимологии. Буслаев и Порфирьев смотрят на Будимировича как на заезжего богатыря. Миллер сближает его с Соловьём Разбойником на основании издаваемого ими обоими свиста и крика; он видит в обоих звуковую силу великих воздушных явлений с той только разницей, что один из них представляет вредную, страшную, а другой благодатную сторону одного и того же явления. Сближение это основано на слишком незначительном признаке, который, впрочем, очень легко мог быть следствием случайного созвучия имён. Веселовский первый заметил чисто народный элемент в былине и даже имя Соловей считает переголосовкой собственного имени Слав («Разыск. в области русск. дух. стиха», стр. 350); с последним положением не согласен Каллаш, который считает, «что имя Соловей - не переголосовка одного какого-нибудь имени, а следствие случайно совпавших искажений, осмыслений и заимствований разных имён, фигурировавших в разных сказаниях» («Этногр. обозр.», 1890, 253). Несмотря на замеченный им же народный элемент в былине о Соловье Будимировиче, Веселовский полагает, что в своей основе это былина о брачной поездке какого-то заморского молодца. Стасов указывает даже имя этого молодца: по его мнению, в Соловье сплочены два лица, герои двух рассказов из сборника Сомадевы, п. з. "Катха Сарит Сагара, а именно: царь Удаяна и сын его Нараваханадатта; в таком случае и Запава Путятишна является сплочением Калингасены и дочери её Мадамананчуки. Охотники видеть в русских Б. чужеземных пришельцев полагали тоже, что Соловей представляется итальянским строителем, представителем тех итальянских зодчих, которые в XVI в. приезжали на Русь. Со всем этим не согласен Халанский, который ставит былину в самой тесной связи с великорусскими свадебными песнями, а Соловья Будимировича считает просто идеализированным образом жениха, который обыкновенно в песнях выставляется прибывшим сыздали молодцом, желающим поставить терема в зелёном садике девушки, в этом садике, который служит обыкновенным символом девичества. В подтверждение своей теории Халанский приводит примеры самосватания девушки как исконного русского обычая.

Иван Данилович и Ставр Годинович

В лицах былинных Б. Ивана Даниловича и Ставра Годиновича большинство исследователей видят исторических лиц: о первом из них есть упоминание в Никоновской летописи под г., но оно считается позднейшим подновлением. Ставра Майков, Миллер, Халанский и др. считают историческим Ставром Гордятиничем, упоминаемым в Новгородской летописи под г., оставившем исторический «автограф », найденный в 1960 году при реставрации стен киевского Софийского собора . С этим не согласен Стасов, который видит в Ставре богатыря алтайских татар Алтаин-Саин-Салама.

Прочие русские богатыри

Из других богатырей в былинах местного происхождения являются: вполне исторический Ермак , который заменяет собою чудесного малолетнего Богатыря Михайлика, и Василий Игнатьевич, или Василий Пьяница, причём история последнего является составной частью былины о Михайлике и притом поздним мотивом. Василий Пьяница появился в народной поэзии, по объяснению Веселовского, весьма странным путём: Василий Великий оставил проповедь о пьянстве, на основании которой явился народный стих о самом же Василье Великом, как к нему является Богородица и увещевает его удержаться от пьянства; впоследствии этот тип перешёл в былину. Михайлик былин, по Веселовскому, состоит из двух частей: Василья Пьяницы и Михаила Даниловича южно-русских песен, который, в свою очередь, является отражением Михаила Архангела из византийского рассказа «О золотых вротах», интерполированного в поздней русской редакции «Откровения» Мефодия. К этой же группе, наконец, надо причислить калик перехожих и голей кабацких. О первых мы уже знаем, что Миллер видел в них переходящие подвижные тучи. Этим ещё не исчерпываются все объяснения их происхождения: сторонники исторической теории видели в них олицетворение древнерусской, кочевой ещё жизни, другие, напр. Калайдович, Бессонов, в их атамане предполагали отражение Иосифа Прекрасного, наконец, Стасов выводит их историю из Азии и их атамана сравнивает с героями нескольких рассказов в Сомадеве, с Сундаракой из Шахнаме (рассказ о царевиче Сиавуше и царице Судабэ) и с другими. В голях кабацких О. Миллер видит «отпечаток донского казачества в широком смысле слова, в смысле голытьбы-вольницы или даже воровских людей, то есть тех воровских людей, которые самовольно добыли России Сибирь, а потом самовольно же забрали у турок Азов».

«Заезжие богатыри»

Отдельную группу составляют так названные заезжие богатыри, к которым принадлежит: Суровец Суздалец, Чурила Пленкович, Дюк Степанович . Первый из них вовсе не примкнул к Владимирову циклу и даже не назван собственным именем, так как оба его имени просто нарицательные слова, обозначающие его родину. Крым в древние времена назывался Сурожем или Сугдаей, поэтому богатырь, происходивший оттуда, назван был Суровцом (ср. Суровские товары) или Суздальцем; это последнее слово, по объяснению Веселовского, под влиянием Суздаля перешло в «Суздалец». Из Сурожа происходил также и Чурило Пленкович, имя которого объясняет Веселовский как Кирилл сын Плёнка, Френка, Франка, то есть итальянского сурожского купца; по крайней мере, этим именем Феленк, Ференк турки и татары обозначали в Крыму генуэзцев. Орест Миллер сближает Чурилу с Соловьём Будимировичем и считает олицетворением богатства. Имя Дюка Степановича происходит от византийского слова Δούκας, которое было сперва титулом, а потом стало употребляться как родовое и личное имя. Дюк большинством исследователей представляется галичским богатырём. К этому же отделу, наконец, можно причислить такие ещё личности, встречаемые в былинах, как Полкан , Малафей Волот. Имя первого объяснял Бессонов как полуконь, но потом было доказано, что оно соответствует итальянскому Pulicane из книжной истории о Бове-королевиче , известной и в России. Малафей или Молоферн является библейским Олоферном, а Волот, который называется также Волотоман, Волотомон, Вотоломон, по указанию Ягича (Archiv, I), служит переголосовкой собственного имени Птоломей.

Богатыри новгородского типа

Остаётся нам сказать ещё несколько слов о богатырях новгородского цикла, которые во всех отношениях отличаются от Б. киевских, так как они заключают в себе черты, характеризующие их как типы не русские, чужие. Почти все исследователи былин, не исключая даже О. Миллера, признают в новгородских былинах весьма сильный чужестранный элемент. Богртырей этих только три: Василий Буслаев , Гаврило Алексич и Садко , богатый гость. Первый из них служит идеалом безграничной, ничем не сдержанной удали и имеет много общего с буйствующими норманнскими героями. Садку посвящены более или менее обширные исследования Волльнера, Стасова и Веселовского. По О. Миллеру, в Садке высказывается чужой элемент, несогласный с русским поглощением личности общиной: он представляет идеал личного богатства, сходный таким образом с южно-русским типом Чурилы и Дюка; разница заключается во второстепенных чертах характера и действиях этих лиц; в Садке нет ничего мифического, а его только окружает мифический элемент в лице морского царя и др.

Нартские богатыри

Сказания о нартах - древнем горском народе, родственном кабардинцам, - до сих пор сохранились у терских кабардинцев Пятигорского отдела. По преданию, нарты населяли нынешнюю Кубанскую область и вообще весь северный Кавказ. В народном воображении они рисуются богатырским племенем, проводившим время в набегах и поиске опасных приключений. Слово «нарт» сделалось нарицательным и служит синонимом удалого, доброго молодца. Врагами нартов являются мифические гиганты-идиоты, пожиравшие человеческое мясо - эмегены. Последние, несмотря на своё физическое превосходство, не могли устоять против несравненно более развитых нартов. Затем сказания говорят о борьбе с татарскими ханами, известными нам из истории; предание, таким образом, сливается с действительностью. В песнях прежних странствующих певцов-поэтов, так называемых гегуако, прославляются богатырские подвиги отдельных героев из Н. племени. Свои победы герои одерживают при помощи необыкновенных коней, переплывающих обширные моря, говорящих человеческим голосом и способных принимать вид всевозможных животных. Немалое содействие также оказывает богатырский меч - сырпин. Древнейшим нартским героем является в песнях Урызмек, который, по совету прекрасной княжны Сатаной, сделавшейся позже его женой, залез в жерло пушки, чтобы, путём выстрела, попасть на небо и там убить врага своего народа - Нука. Другой богатырь, Рачикау, по преданию - сын русского поселенца. Позднейшие песни сложены про Айдемыркана, воспитывающегося при дворе крымского хана Девлета Гирея Wikipedia

Нет, наверное, такого человека в России, кто не слышал бы о богатырях. Герои, пришедшие к нам из древнерусских песен-сказаний - былин, всегда были популярны у писателей, художников, деятелей киноискусства. Очередной виток популярности богатырей связан с выходом серии мультипликационных фильмов, посвящённых их несколько осовремененным приключениям.

При этом большинство россиян знают лишь об очень узком круге богатырей. На деле количество богатырских былин, дошедших до нашего времени, исчисляется сотнями, а сами богатыри подразделяются учёными на несколько категорий. Выделяются богатыри языческой и христианской эпохи, дотатарской, татарской и послетатарской…

«Илья Муромец и Святогор». Картина Ивана Билибина. Фото: Commons.wikimedia.org

Есть большая группа богатырей, связанных с Киевом и князем Владимиром , но есть и такие, которые к «центральной власти» отношения не имеют вовсе, оставаясь «региональными богатырями» отдельных городов.

Приключения одних богатырей переплетаются друг с другом, а другие действуют независимо.

Святогор

Святогор настолько огромен, что он «выше леса стоячего, ниже облака ходячего». Обитал богатырь на Святых горах, при его поездке Мать - Сыра Земля потрясается, леса колышутся и реки выливаются из берегов.

Отцом богатыря называли «тёмного», то есть слепого, что в восточнославянской мифологии было признаком существ из иного мира.

Никакой службы Святогор не несёт, хотя и пересекается с другими богатырями. Так, в одной из былин Святогор путешествует вместе с Ильёй Муромцем, и они встречают на пути каменный гроб. Решив его примерить, Святогор оказывается его пленником и умирает, передав часть своих сил Илье Муромцу. В другой былине истории с гробом предшествуют интимные приключения — Илью Муромца соблазняет жена Святогора. Узнав об этом, Святогор убивает падшую женщину, а с наставившим ему рога Ильёй вступает в братство.

В ещё одной былине Святогор меряется силушкой богатырской с другим «коллегой» — Микулой Селяниновичем. Хитрый соперник бросает на землю суму, в которой была заключена «вся тягость земная», предлагая Святогору поднять её. Заканчивается эта попытка смертью богатыря.

В былинах Святогор умирает чаще других богатырей. Учёные связывают это с тем, что данный образ олицетворяет первобытные силы природы, стихию, которая не служит человеку.

Микула Селянинович

Микула Селянинович, как и Святогор, не состоит на какой-либо службе у князя и не является воином. Но, в отличие от Святогора, Микула Селянинович занят общественно-полезным делом — он богатырь-пахарь.

Микула Селянинович. Иллюстрация к книге «Русские былинные богатыри». Фото: Commons.wikimedia.org / Butko

Биться с Микулой Селяниновичем невозможно, ибо за ним стоит Матушка Сыра Земля. Именно поэтому Микула Селянинович в состоянии поднять суму со «всей тягостью земною», в отличие от Святогора, которого эта попытка губит.

Учёные находят в образе Микулы Селяниновича много общего со славянским богом Перуном. По одной из версий, популярность на Руси Николая Чудотворца уходит своими корнями в почитание Микулы Селяниновича.

Если же учесть, что образ святого Николая послужил созданию истории о рождественском волшебнике, который в наших краях упорно ассоциируется с Дедом Морозом, то можно выстроить цепочку, согласно которой Дед Мороз — это богатырь Микула Селянинович на пенсии.

В отличие от Святогора, у которого в былинах есть только неверная супруга, у Микулы Селяниновича есть дочери — Василиса и Настасья. Настасья стала женой Добрыни Никитича, а что касается Василисы, то она хорошо знакома любителям советских мультфильмов — это та самая Василиса Микулишна, что, прикинувшись послом из Золотой Орды, освободила из тюрьмы своего мужа Ставра Годиновича.

Илья Муромец

Илья Муромец, первый в ряду так называемых «младших богатырей», богатырей-воинов, пожалуй, наиболее известен широкой публике.

Просидев до 33 лет дома, не владея руками и ногами, он был исцелён старцами и отправился совершать подвиги. Любопытно, что о службе Ильи киевскому князю Владимиру повествовали былины только на части русских земель — в остальных регионах подвиги богатыря были исключительно его личным делом.

Илья Муромец на картине «Богатырский скок» Виктора Васнецова. Репродукция

Самый распространённый и классический подвиг Ильи Муромца — победа над Соловьём-разбойником. При этом Муромец, пожалуй, самый популярный богатырь, его подвигам посвящено более полутора десятков оригинальных былин. Среди тех, кого одолел Илья, — Идолище Поганое, некий змей, Калин-царь и многие другие.

Жизнь у Ильи довольно бурная: есть жена Златыгорка, сын Сокольник (в другом варианте — дочь), он активно взаимодействует с другими русскими богатырями. При этом если отношения с Добрыней Никитичем и Алёшей Поповичем чаще товарищеские, то встречи со Святогором плачевно заканчиваются для последнего.

Если у Святогора и Микулы Селяниновича нет реального прототипа, то у Ильи Муромца таких несколько.

Чаще всего его связывают с Илией Печёрским , иноком Киево-Печёрской лавры, жившим в XII веке. Силач, рождённый в Муроме, носил прозвище «Чоботок». Прозвище это богатырь получил за то, что однажды отбился от врагов «чоботом», то есть сапогом.

«Добрыня Никитич». Иллюстрация Андрея Рябушкина к книге «Русские былинные богатыри». Фото: Commons.wikimedia.org / Butko

По одной из версий, иноком богатырь стал после тяжёлого ранения, полученного в бою. Обследование мощей Илии Печёрского показало, что он действительно погиб от последствий удара острым орудием в грудь. Погибнуть прототип Муромца мог в 1204 году во время взятия Киева князем Рюриком Ростиславичем , когда Киево-Печёрская лавра подверглась разгрому половцами.

Добрыня Никитич

В отличие от Ильи Муромца, Добрыня Никитич — приближённый к киевскому князю человек, выполняющий его поручения. Добрыня не гнушается сбором и перевозкой дани, берётся за те задания, от которых по каким-то причинам отказываются коллеги, и имеет склонность к дипломатии.

Самый знаменитый противник Добрыни — Змей, более известный как Змей-Горыныч, из плена которого богатырь освобождает племянницу князя Забаву Путятишну.

Добрыня — самая творческая личность среди богатырей. Он хорошо играет в тавлеи (древнерусские шашки), отлично поёт и играет на гуслях.

У Добрыни Никитича обширные связи — помимо близости к князю, он женат на Настасье Микулишне, дочери Микулы Селяниновича.

Согласно былинам, Добрыня — сын рязанского воеводы. Наиболее вероятным прототипом богатыря называют Добрыню, воеводу князя Владимира Святого . Добрыня был чрезвычайно влиятельной персоной, поскольку приходился князю родным дядей — он был братом его матери Малуши . В течение определённого времени Добрыня являлся для князя наставником, старшим товарищем.

Алёша Попович. Иллюстрация к книге «Русские былинные богатыри». Фото: Commons.wikimedia.org / Butko

Алёша Попович

Алёша Попович — самый сомнительный персонаж из «классической тройки» богатырей. Сын ростовского попа, Алёша хвастлив, кичлив, лукав, порой позволяет себе недопустимые шутки, за что порицается своими товарищами.

Так, например, в одной из былин Алёша домогается жены Добрыни Настасьи Микулишны, распространяя ложные слухи о смерти товарища.

В другой былине Алёше отрубают голову разгневанные братья соблазнённой им Елены или Алёны. Правда, в более известном варианте Алёше Поповичу пришлось жениться на Алёнушке, дабы избежать худшего.

Главный противник Алёши — Тугарин, злой богатырь, за которым угадывается образ кочевника, борьбу с которыми русские вели на протяжении долгого времени.

Основной исторический прототип Алёши Поповича — ростовский боярин Олёша (Александр) Попович. Превосходный воин, Олёша служил князю Всеволоду Большое Гнездо , а затем участвовал в междоусобных войнах его сыновей. Впоследствии Олёша Попович отправился на службу к князю Мстиславу Старому и вместе с ним погиб в 1223 году в битве на Калке, ставшей первой встречей русских с татаро-монголами. В той же битве погиб и Добрыня Рязанец Злат Пояс , ещё один кандидат в прототипы былинного Добрыни Никитича.

Богатыри — былинные защитники Земли Русской, «супергерои» русского народа на протяжении многих веков. Вспомним главных.

СТАРЕЙШИЕ (ДОВЛАДИМИРОВЫ)

Святогор

Мегабогатырь. Но богатырь «старого мира». Великан, старший богатырь величиною с гору, которого даже земля не держит, лежит на горе в бездействии. Былины рассказывают о его встрече с тягой земной и смерти в волшебной могиле. На Святогора позднее были перенесены многие черты библейского богатыря Самсона. Сложно определить точно его древнее происхождение. В сказаниях народа богатырь-ветеран передаёт свою силу Илье Муромцу, чей образ восходит к готским временам V в. (Илья Русский Тидрек-саги и др.).

Микула Селянинович. Богатырь-пахарь

Микула Селянинович — богатырь аграрий. Встречается в двух былинах: о Святогоре и о Вольге Святославиче. Микула – первый представитель земледельческого быта, могучий крестьянин-пахарь. Он силен и вынослив, но домоседлив. Всю свою силу он вкладывает в земледелие и семью. Три его дочери — образец женщин на Руси.

Вольга Святославович. Богатырь-волх

Сторонники «исторической школы» в изучении былин полагают, что прототипом былинного Вольги был некий древний племенной вождь, отправившийся в поход за женщинами и скотом. Неедко его соотносили с древнерусскими князьями Олегом Вещим (X в.) и Всеславом Полоцким (XI в.). Вольга — непростой богатырь, он обладает способностью к оборотничеству, умеет понимать язык зверей и птиц.

Сухман Одихмантьевич. Оскорбленный богатырь

В былине киевского цикла Сухман едет добывать князю Владимиру лебедь белую (тут уже архаичность сюжета, связывающая Сухмана с жрецом, который не мог «кровавить» рук и ранить жертвенное животное), но по дороге вступает в схватку с татарским полчищем, ставящим калиновы мосты на реке Непре. Сухман побеждает татар, но в бою получает раны, которые заклеивает листочками. Вернувшись в Киев без белой лебеди, он рассказывает князю о бое, но князь ему не верит и заточает Сухмана в темницу до выяснения. На Непру отправляется Добрыня и узнает, что Сухман не лгал. Но уже поздно. Сухман чувствует себя опозоренным, отклеивает листочки и истекает кровью. Из его крови начинается Сухман-река. Как считают многие исследователи, привязка к Владимиру данного богатыря — поздняя.

ВЛАДИМИРОВО ВРЕМЯ

Илья Муромец. Святой богатырь

Илья Муромец канонизирован Русской православной церковью, это главный русский богатырь. Тем не менее, это единственный богатырь, который по абсолютно языческой традиции сшибал с церквей золотые маковки и продавал их в кабаке. Илья Муромец является главным героем не только Русских былин, но и, например, германских эпических поэм XIII века. В них его тоже зовут Ильёй, он тоже богатырь, тоскующий по своей родине. Встречается Илья Муромец и в скандинавских сагах, в них он, ни много ни мало, кровный брат князя Владимира.

Добрыня Никитич. Богатырь со связями

Добрыню Никитича часто соотносят с летописным Добрыней, дядей князя Владимира (по другой версии племянник). Его имя олицетворяет суть «мягкосердия богатырского». Добрыня имеет прозвание «млад», при огромной физической силе «мухи не обидит», он защитник «вдов и сирот, несчастных жен». Добрыня также «артист в душе: мастер петь и играть на гуслях».

Алеша Попович. Младшенький

«Младшенький из младших» богатырей, а посему и набор качеств у него не столь «суперменский». Ему даже не чужд порок: хитрость, эгоизм, корыстолюбие. То есть с одной стороны он отличается смелостью, но с другой — горделив, спесив, бранчив, задорен и груб.

Дюк Степанович. Богатый и знатный

Дюк Степанович приезжает в Киев из условной Индии, за которой, по мнению фольклористов, в данном случае скрывается Галицко-Волынская земля, либо Балтийское Поморьеи устраивает в Киеве марафон хвастовства, проходит испытания от князя, и продолжает хвастать. В итоге Владимир узнает, что Дюк действительно очень богат и предлагает ему гражданство. Но Дюк отказывается, потому что «если продать Киев и Чернигов да купить бумаги для описи Дюкова богатства, то не хватит бумаги».

Дунай Иванович. Трагический богатырь

По былинам о Дунае, именно из крови богатыря началась река с одноименным названием. Дунай — богатырь трагический. Он проигрывает своей жене — полянице (вероятно, сарматского происхождения) Настасье (дочери Микулы) в соревнованиях по стрельбе из лука, случайно попадает в нее при попытке отыграться, узнает, что Настасья была беременна и кидается грудью на собственный на меч (либо копьё).

Михайло Потык. Верный муж

Фольклористы расходятся во мнениях, с кем нужно соотносить Михайло Потыка (или Потока). Схожесть с его образом образа находят и в болгарском героическом эпосе, и в западноевропейских сказках, и даже в монгольском эпосе «Гэсэр». По одной из былин, Поток со своей женой Марьей Лебедью Белой дает зарок о том, что кто бы из них ни умер первым, второго закапывают рядом в могилу живым. Когда умирает Авдотья, Потока закапывают рядом в полном вооружении и на коне, о сражается с драконом и оживляет его кровью жену. Когда он сам умирает, Марью закапывают вместе с ним.

Хотен Блудович. Богатырь-жених

Богатырь Хотен Блудович ради свадьбы с завидной невестой Чайной Чесовой сначала побивает девятерых её братьев, затем целое войско, нанятое будущей тёщей. В итоге богатырь получает богатое приданое и выступает в былине как богатырь «который хорошо женился».

ПРОЧИЕ.

Никита Кожемяка. Змееборец

Никита Кожемяка в русских сказках — один из главных героев-змееборцев. Прежде чем вступить в схватку со Змеем он разрывает 12 шкур, тем самым доказывая свою легендарную силу. Кожемяка не только побеждает Змея, но ещё и запрягает его в соху и пропахивает землю от Киева до Чёрного моря. Обронительные валы под Киевом получили свое имя (Змиевы) как раз из-за деяний Никиты Кожемяки.

Бова Королевич. Лубочный богатырь

Бова Королевич долгое время был самым популярным в народе богатырем. Лубочные сказки о «пречюдном богатыре» выходили сотнями изданий с XVIII по XX века. Пушкин написал «Сказку о царе Салтане», частично заимствовав сюжет и имена героев сказок о Боев Королевиче, которые ему читала няня. Более того, даже сделал наброски поэмы «Бова», но смерть помешает ему закончить произведение. Прототипом этого витязя был французский рыцарь Бово де Антон из знаменитой поэмы-хроники Reali di Francia, написанной в XIV веке. В этом отношении Бова совсем уникальный богатырь — заезжий.

Василий Буслаев. Рьяный богатырь

Самый удалой герой новгородского былинного цикла. Его необузданный нрав приводит к конфликту в новгородцами и он отчаянно буянит, бьется об заклад, что побьет всех мужиков новгородских на Волховском мосту и почти выполняет обещанное — пока его не останавливает мать. В другой былине он уже зрелый, идет в Иерусалим замаливать грехи. Но Буслаев неисправим — он снова принимается за старое и нелепо гибнет, доказывая свое молодчество.

Аника воин. Богатырь на словах

Аникой воином и сегодня называют человека, который любит хвастать своей силой вдалеке от опасности. Необычное для русского былинного богатыря, имя героя скорее всего взято из византийского сказания о герое Дигенисе, который там упоминается с постоянным эпитетом anikitos. Аника воин в стихе хвастает силой и обижает слабых, его устыжает за это сама смерть, Аника бросает ей вызов и погибает.

Имена первой тройки самых знаменитых древних витязей до сих пор у всех на слуху – Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Никитич. Мы вспомнили, чем именно они заслужили свой статус, и какие ещё были русские главные русские богатыри

Откуда есть пошли богатыри?

Впервые русские былины были записаны известными учёными XIX века П. Н. Рыбниковым (четырехтомник с 200 былинными текстами) и А. Ф. Гильфердингом (318 былин). А до этого сказания передавались устно - от дедов к внукам, и, в зависимости от деда - с самыми разными дополнениями и деталями. «Современная наука о богатырях» делит их на две группы: "старшие" и "младшие".

"Старшие" – старше, древнее, относятся к дохристианскому периоду, порой являются существами сверхъестественными, оборотнями с неимоверной силой. «Было ль – не было ль», - это как раз про них. Сказания о них переходили из уст в уста, и многие историки вообще считают их мифами или древними славянскими божествами.

Так называемые "младшие богатыри" имеют уже вполне человеческий образ, они обладают большой, но уже не титанической, не стихийной силой и почти все живут во времена князя Владимира (980-1015 гг.) В исторических летописях сохранилось многое, указывающее на то, что события, перешедшие в былины, действительно имели место. Богатыри стояли на страже Руси и были ее супер-героями.

Главные представители былинного супер-геройства в очередном порядке.

1.Святогор. Богатырь-Гора

Ужасный великан, Старший богатырь величиною с гору, которого даже земля не держит, лежит на горе в бездействии. Былины рассказывают о его встрече с тягой земной и смерти в волшебной могиле. На Святогора перенесены многие черты библейского богатыря Самсона. Сложно определить точно древнее происхождение Святогора. В сказаниях народа древний воин передаёт свою силу Илье Муромцу, богатырю христианского века.

2.Микула Селянинович. Богатырь-Плуг

Встречается в двух былинах: о Святогоре и о Вольге Святославиче. Микула берет даже не силой, а выносливостью. Он – первый представитель земледельческого быта, могучий крестьянин-пахарь. Страшная его сила, сопоставление со Святогором указывают на то, что этот образ сложился под влиянием мифов о титанических существах, бывших, вероятно, олицетворением земли или бога-покровителя земледелия. Но сам Микула Селянинович уже представляет не стихию земли, а идею оседлой земледельческой жизни, в которую он вкладывает свою огромную силу.

3.Илья Муромец. Богатырь и человек

Главный защитник русской земли, обладает всеми чертами реального исторического персонажа, однако все его похождения все еще сопоставлены с мифом. Илья сидит сиднем тридцать лет; получает силу от богатыря Святогора, исполняет первую крестьянскую работу, отправляется в Киев, по дороге захватывает в плен Соловья Разбойника, освобождает Чернигов от татар. А далее – Киев, богатырская застава с «братьями крестовыми», бои с Поленицей, Сокольником, Жидовином; нехорошие отношения к Владимиру, нападение татар на Киев, Калин, Идолище; битва с татарами, три «поездочки» Ильи Муромца. Не все моменты одинаково разработаны в литературе: одним походам посвящено сравнительно много исследований, другими же почти никто до сих пор не занимался обстоятельно. Физическую силу богатыря сопровождает нравственная: спокойствие, стойкость, простота, бессеребренность, отеческая заботливость, сдержанность, благодушие, скромность, независимость характера. Со временем религиозная сторона начала получать верх в его характеристике, так что, наконец, он стал святым угодником. После вполне успешной воинской карьеры и, видимо, вследствие тяжелого ранения Илья принимает решение окончить свои дни иноком и постригается в Феодосиев монастырь (ныне Киево-Печерская лавра). Следует отметить, что это весьма традиционный шаг для православного воина - сменить меч железный на меч духовный и проводить дни в сражении не за земные блага, а за небесные.

Почивающие в Антониевых пещерах Киево-Печерской Лавры мощи преподобного Илии показывают, что для своего времени он действительно обладал весьма внушительными размерами и был на голову выше человека среднего роста. Мощи преподобного не менее ярко свидетельствуют о яркой воинской биографии - кроме глубокой округлой раны на левой руке видно такое же значительное повреждение в левой области груди. Создается впечатление, что герой прикрыл грудь рукой, и она была пригвождена к сердцу ударом копья.

4.Добрыня Никитич. Богатырь-Львиное Сердце

Сопоставляется с летописным Добрыней, дядей князя Владимира (по другой версии племянник). Его имя олицетворяет суть "мягкосердия богатырского". Добрыня имеет прозвание "млад", при огромной физической силе "мухи не обидит", он защитник "вдов и сирот, несчастных жен". Добрыня также "артист в душе: мастер петь и играть на гуслях". Он - представитель высшего русского общества, типа князя-дружинника. Он княжич, богач, получивший высшее образование, стрелец и борец отличный, знает все тонкости этикета, на речах разумен, но он легко увлекается и не очень стоек; в частной жизни он человек тихий и смирный.

5.Алёша Попович. Богатырь - Робин

Тесно связан с Ильёй Муромцем и с Добрыней Никитичем: он находится в постоянных отношениях с ними. Он как бы «младшенький из младших» богатырей, а посему и набор качеств у него не столь «суперменский». Ему даже не чужд порок: хитрость, эгоизм, корыстолюбие. То есть с одной стороны он отличается смелостью, но с другой - горделив, спесив, бранчив, задорен и груб. В бою он вёрток, хитёр, дерзок, но, в конце концов, к позднейшему развитию эпоса, Алеша оказывается бабьим пересмешником, злостным наветчиком женской чести и неудачливым ловеласом. Трудно понять, как богатырь пережил такое вырождение, возможно, всему виной природная черта – хвастливость.

6.Михаил Потык - Богатырь Like A Rolling Stone

Сражается с аллегорическим змеем зла, по Библии отражением исконного врага человека, «который принял на себя вид змея, стал враждебно между первым мужем и первой женой, обольстил первую жену и ввёл первых людей в искушение». Михаил Потык - представитель земской служилой силы, он - непосед, возможно имя изначально его имя звучало как Поток, что значило «бродячий, кочевой». Он является идеалом кочевника..

7.Чурила Пленкович - Богатырь заезжий

Помимо старых и новых богатырей существует отдельная группа заезжих удальцов. Суровец Суздалец, Дюк Степанович, Чурила Пленкович – как раз из этой серии. В прозвищах этих богатырей прямое указание на родную местность. Крым в древние времена назывался Сурожем или Сугдаей, поэтому богатырь, происходивший оттуда, назван был Суровцом или Суздальцем. Из Сурожа происходил также и Чурило Пленкович, имя которого «расшифровывается» как Кирилл сын Плёнка, Френка, Франка, то есть итальянского сурожского купца (этим именем Феленк, Ференк турки и татары обозначали в Крыму генуэзцев). Чурила - олицетворение молодости, дерзости и богатства. Слава о нем шла впереди него – знакомство с князем Владимиром обставил следующим образом: навел страху на бояр и дворян, заинтриговал князя своей дерзостью и удалью, пригласил в имение – и… скромно согласился служить князю. Однако стал заложником своей дерзости – полюбил молодую жену старого боярина. Старый боярин вернулся домой – Чуриле голову срубил, а молодая его жена сама грудью на острые вилы бросилась.